Посланник князя тьмы [Повести. Русские хроники в одном лице] - Генрих Гацура

— Доброе утро, красивая женщина. Я обещал и пришел, и даже привез тележку. Он, правда, хотел сам доставить мне эти доспехи, но раз такое дело… Я сейчас отдам оставшиеся деньги. Они вам сейчас будут очень нужны. Похороны всегда требуют больших расходов, чем рождение.

Антиквар достал из-за пазухи завязанные в носовой платок латы и протянул их экономке. Бумажных купюр там было намного меньше, чем в сундучке, но это не помешало хитрому старичку поплакаться:

— Ах я бедный, несчастный человек, отдаю свои последние сбережения. Поверьте, эта страсть к старью приведет меня к нищете. Хотя, вы знаете, я бы, пожалуй, купил у вас еще кое-что из того кабинета, если, конечно, не очень дорого. Принесите, пожалуйста, мне немного веревок и какую-нибудь тряпку, чтобы прикрыть доспехи.

Женщина вышла, а антиквар стал жадно ощупывать доспехи, бормоча себе под нос:

— О какая прелесть, какая работа. Клеймо. Настоящий шестнадцатый век и за двести латов! Здорово я придумал. Пожалуй, это лучшее, что я видел в последнее время. Теперь я смогу получить за них столько, что мне, наконец, хватит…

Старик был так увлечен разглядыванием доспехов, что даже не расслышал металлического щелчка, и только в последнее мгновение встретился взглядом с налитыми рубиновым светом глазами своего убийцы.

— А-а, — только и успел выдохнуть антиквар, прежде чем рухнуть с пробитой стальным клинком грудью.

Гутманис достал из кармана лупу и подошел к доспехам.

— Итак, вновь для убийства использован тот же меч. Но причем здесь этот старик? — Он повернулся к экономке. — Может, вы знаете?

— Они вообще-то не очень ладили между собой, кто-то из них перехватил что-то у другого. Антиквар встретил меня, когда я шла к вам в полицию и сказал, что Адольф обещал продать ему эти доспехи и даже успел взять задаток.

— И вы пообещали отдать их ему и ничего не сообщили об этом нам?

— Ничего я ему не обещала. Он сам сегодня с самого утра заявился и даже тележку приволок. Она до, сих пор там, на улице стоит.

— Я, кажется, знаю, как здесь все произошло, — вмешался в разговор Ивар Блуме. Сегодня он пришел на работу в натянутой по самые брови кепке и старался стоять так, чтобы свет не падал на подбитый глаз. — Когда вы пошли за веревками, дверь в кабинет была открыта?

— Да, — кивнула Вента Калныня.

— Так вот, убийца вошел, схватил меч, и, убив антиквара, ограбил его.

— Но ведь старик сказал, что отдает последние деньги.

— Преступник мог ведь и не знать этого. Как вы думаете, господин Гутманис?

— Я думаю, зачем антиквару понадобились эти доспехи? — следователь прошелся по кабинету. — Может, он тоже собирал оружие? Или просто хотел перепродать их подороже? Ну-ка, Ивар, срисуйте-ка мне это клеймо.

— Причем здесь оно? — пожал плечами молодой человек.

— Делайте то, что вам говорят. Возможно, это какие-нибудь очень дорогие доспехи, работа знаменитого мастера, и кое-кто заинтересован в том, чтобы они достались только ему. Надо будет поспрашивать у антикваров.

Ивар Блуме вытащил меч и положил его на стол.

— Мог бы и не вытаскивать.

— Так удобнее срисовывать… Вот и все, — сказал он, протягивая листок с рисунком клейма Гутманису. — А теперь поставим меч назад. Ой, что-то плохо входит на место.

— Ты же не той стороной ставишь, клеймо было наружу.

— А, ладно, — махнул рукой молодой человек. — Вроде и так держится.

Гутманис повернулся к экономке и спросил:

— Вы случайно не знаете, откуда у господина Яншевского эти доспехи?

— Не знаю. Страшные они какие-то, жуть наводят. Я уезжала в прошлую пятницу, в субботу возвратилась, а они уже здесь стоят.

— Странно, не успел купить, а уже продает.

— Вообще-то у них, — Вента Калныня слегка улыбнулась, — коллекционеров и антикваров, все довольно странно. Сначала покупают, потом хватаются за голову и говорят: «Зачем я это сделал?» Адольф любил всю эту старину и старался ничего не продавать. Вот у него стоит кабинет — это 1600 год. Посмотрите, какая резьба на дверцах. А вот — кресло-трон. Взгляните, в виде каких страшилищ сделаны его ножки. Это середина семнадцатого века. Коллекция старинного оружия у него лучшая в городе. Знали бы, сколько хлопот доставила ему реставрация всего этого старья. А, что там говорить, — женщина отвернулась.

Следователь положил ей на плечо руку.

— Ну-ну, не надо, идите к себе и успокойтесь.

— Не надо было ее отпускать, — сказал молодой человек, когда экономка вышла. — Она же сама созналась, что хотела путем продажи избавиться от главной улики — меча. Ее надо арестовать и как следует допросить.

— Чего-чего, а арестовать ее мы всегда успеем.

— Ой, господин Гутманис, посмотрите — масленка! Наверное, кто-нибудь смазывал механизм напольных часов и оставил ее тут на подставке. Может, это преступник, убивший старика?

— Она и вчера здесь стояла.

— Да? А я и не заметил.

— Господин следователь, я хотела бы вам кое-что сообщить.

— Да, пожалуйста, — Гутманис повернулся к стоящей в дверях Ингриде Мелнарс.

Колокольчик на двери зазвенел, предупреждая хозяина антикварного магазина о появлении посетителей. Из-за небольшой конторки навстречу полицейским вышел полный человек в желтой жилетке.

— Что господа изволят?

— Вы господин Цауне? — спросил у него Гутманис.

— Да. Чем могу служить? Вы хотите что-нибудь продать или купить?

— Мы хотели бы получить у вас небольшую консультацию. Что вы можете сказать по поводу вот этого клейма? Какому мастеру оно принадлежит?

— Клеймо? — Антиквар взял протянутый листок с рисунком. — Вы знаете, у меня на прошлой неделе были проданы рыцарские доспехи с подобным клеймом, но о самом мастере я ничего не знаю. В каталоге оружейников я его не нашел. Хотя, судя по доспехам, мастер он был неплохой.

— И кто купил их?

— Кто? — господин Цауне внимательно посмотрел на сыщиков. — Вы, вероятно, из полиции?

— Да.

— Трудно сказать, я не знаю. Какие-то мужчина и женщина. Он не хотел сначала их покупать, но она, вероятно, настояла, по крайней мере мне так показалось, и на следующий день они пришли и купили.

— Так вы говорите, что не знаете этих людей и никогда их не видели?

— Точно.

— Это не он? — следователь протянул владельцу магазина фотографию Альфонса.

— Нет, что вы!

— А господина Яншевского вы знаете?

— Простите, как вы сказали?

— Яншевского.

— Вроде нет. Хотя, вы знаете, у меня очень плохая память на лица и имена. До свидания. Если вам еще что понадобится, заходите. Я всегда к вашим услугам.

— Зайдем еще к одному человеку, — сказал Гутманис, когда они вышли из магазина. — Некогда он был одним из самых богатых антикваров в городе, правда, в пятнадцатом, во время оккупации, его немного потрепали немцы.

— Никогда бы не подумал, что в нашем городе столько коллекционеров и антикваров, — покачал головой Ивар Блуме.

— Привет, — рядом с ними остановился молодой человек на велосипеде.

— А, Микелис, привет.

— Ивар, ты не слышал об убийствах господина Яншевского и этого старика старьевщика?

— Как ты думаешь, чем мы сейчас занимаемся с господином Гутманисом. — Ивар кивнул в сторону удалявшегося следователя по особо важным делам.

— Точно? Вот здорово! Наконец-то хоть в нашем городишке что-нибудь случилось. Ты расскажешь?

— Как-нибудь в другой раз.

— Хочешь новый анекдот? Только что из Риги с почтой привезли. — Микелис похлопал по большой черной кожаной сумке. — Мне на вокзале рассказали.

— Давай, только быстрей.

— Домовладелец не хочет брать к себе квартирантов с детьми. И вот однажды является к нему дама. Он спрашивает, есть ли у нее дети. «Трое, все на кладбище», — отвечает она и начинает лить слезы. Хозяин тоже поплакал вместе с ней для приличия и подписал контракт. После этого дама стала у окна и высунулась наружу. «Вы кого-то ждете?» — спросил хозяин. «Да, — ответила дама. — Детей». «Как детей? — удивился хозяин. — Вы ведь только что сказали, что они на кладбище». «Ну, конечно. Они с отцом поехали проведать могилку бабушки». Ну как, здорово?

— Где смеяться?

— Да ну тебя, — обиженно махнув, знакомый Ивара Блумса вскочил на велосипед и покатил к порту, трясясь по булыжной мостовой…

Сыщики подошли к небольшому деревянному домику, все окна которого на первом этаже были заколочены. Они поднялись по ветхой скрипучей лестнице на второй этаж и постучали.

— Не заперто! — из-за двери послышался сухой кашель.

Сыщики переступили порог и оказались в завешенной коврами и старинными гравюрами полутемной комнатке. В дальнем от двери углу, в старинном кресле с истертыми до дыр подлокотниками, сидел сгорбившийся старик. Ноги его прикрывал коричневый клетчатый плед. Рядом стояла сухонькая старушка, державшая дрожащими руками поднос, на котором были составлены бьющиеся друг о друга склянки с уже желтыми от времени аптечными этикетками.